Интревью с Максаковой - женой бывшего депутата Госдумы от КПРФ, который переехал в Украину

— Как вы теперь говорите: «в Украине» или «на Украине»?

— Конечно, я говорю «в Украине». Происходит очень сложный внутренний водораздел. Потому что можно ведь и к русскому языку отнестись как к форме украинского диалекта, понимаете? Сложно сказать, кто здесь имеет решающее слово. Но название государства и предложное управление — [это] должно решать само государство. Мы же уважаем мнение других стран, мы же говорим «Кыргызстан» сейчас вместо «Киргизия», правда?

— Но вы же при этом голосовали за присоединение Крыма.

— Это не так. Как только объявили, что такое предстоит, я схватила детей и уехала в Таиланд (о том, что Крым был присоединен к России неправильно, заявлял и сам Вороненков — по его словам, в Госдуме за присоединение Крыма кто-то проголосовал его карточкой без доверенности. Могу даже фотографии прислать, я каждый день постила из Таиланда, каждый день — и непосредственно во время голосования, и прямо в эту минуту вот. Чтобы всем было понятно, что меня там нет.

Самые никчемные, маргинальные люди, которые никакого не нашли себе применения, не встроились в общество, не сделали ничего полезного, ничего не прочитали, не выучили — именно эти люди сейчас нашли смысл жизни в этом патриотическом угаре. Псевдопатриотическом. Это армия людей, которые готовы бежать; только скажите, что им надо делать, — даже не надо спецоперацию проводить.

Если я сейчас выйду на сцену петь, не знаю, что мне устроят. Все что угодно.

— То есть вы боитесь ездить в Россию?

— При чем тут страх, это здравый смысл. Что мне это даст? Я вообще человек достаточно бесстрашный. Но мне нужно понимать, для чего я это делаю. У меня трое детей, которым я нужна живая и здоровая, по какой причине я должна рисковать чем-либо?

— А что с детьми? Вы их всех забрали, они все с вами сейчас?

— Нет, со мной [младший сын] Ваня. Старшие дети со своим отцом, у меня с ним вполне нормальные отношения.

— Они в России?

— Да, они с отцом.

— Я видела сообщение, что вашего сына, учившегося в Суворовском училище, отец оттуда забрал.

— Да, его отец забрал из Суворовского. Две недели назад, даже меньше — неделю

.

— Забрал превентивно — или там что-то стало происходить в связи с вашим отъездом?

— Нет, ничего не происходило. Но отец — далеко не глупый человек, он посчитал, что будет лучше, если он его заберет. Я думаю, в этом был здравый смысл.

— Дети будут жить в России?

— Пока да, но, думаю, со временем они переедут учиться куда-нибудь на Запад.

— А как вы объяснили сыну, что случилось? Как это объяснить ребенку, который при этом продолжает жить в России?

— Он очень хорошо все понимает, ребенок очень умный, очень здравый. Он все прекрасно понял.

С моей точки зрения, это было сделано в нарушение федерального закона о референдуме. Даже если говорить, что Крым — автономная часть Украины, которая в состоянии часть решений принимать самостоятельно, но просто превысила все возможные полномочия… Даже если не брать эту сторону вопроса, если считать, что это их собственный «крымский грех». Даже в этом случае мы, Россия, должны были проводить [собственный] референдум, а не какое-то непонятное голосование в Государственной думе, которое бы придавало легитимность всему этому процессу. Поэтому Крым удерживается не[правомерным] путем. Законодательно это урегулировано не было.

И по моему отсутствию это было видно. Потом, когда был прием в Кремле, за моим помощником носились и говорили: у вас что, есть справка о ее смерти, листок нетрудоспособности? Никаких отговорок по неявке быть не могло, кроме того, что человек просто не может дойти. По-моему, на этом мероприятии не было только патриарха Кирилла и меня.

— Вы схватили детей и уехали, потому что нельзя было проголосовать против?

— Понимаете, тогда надо было вообще не возвращаться. Надо было забирать карточку [для голосования] и больше не возвращаться.

— В смысле — проголосовать против, забрать карточку и не возвращаться?

— Надо было забрать карточку и даже не голосовать, потому что если бы я проголосовала против, я сомневаюсь, что я доехала бы до Шереметьево.

— Вы согласны с высказыванием вашего мужа, который сравнил Россию с нацистской Германией?

— Понимаете, вы ведь сейчас находитесь в Риге, хотя, думаю, с удовольствием жили бы в Москве. Ну вот, а я с удовольствием нахожусь в Киеве. Мне здесь нравится — нравилось всегда. Но невозможность жить и работать в стране, где ты жил и работал раньше, — это показатель того, насколько режим лоялен к своим гражданам.

У нас, понимаете, вообще неприемлема критика. Это так странно, это узурпация. Почему народ должен идентифицировать страну непосредственно с органами власти? Другое мнение по поводу наших чиновников, органов власти, всех остальных нигде не может быть высказано. Это какое-то странное постоянное обыдление. Невозможно ни критически взглянуть ни на что, ни дать трезвую оценку.

Невозможно жить в режиме, который требует полной лояльности. В принципе, меня же никто особо не травит. Тем не менее ректор Гнесинской академии — вернее, исполняющая обязанности ректора посчитала необходимым объявить, что я уволена. Она дирхор [дирижер-хоровик], которая где-то в Азербайджане что-то закончила и с тех пор была чиновницей всю свою жизнь — в Электростали, в училище… Она ползла по этой линии — и доползла в конце концов: возглавила Гнесинскую академию. Сейчас ей надо переназначиться. И это типичный пример обмена лояльности на полный непрофессионализм, понимаете? Эксцесс исполнителя. И это приводит к вымыванию кадров. Лучшие, которые могут что-то сделать, — они несогласные. Всегда надо находить подходы, уметь работать с такой средой, если государство хочет роста. Но нет, нам лишь бы кто — только чтобы согласные.

— Вы раньше этого не замечали? Вы проработали целый созыв в Госдуме.

— Это же процесс. Все ухудшается. Так не было пять лет назад. Я по каждому поводу препиралась, я давала комментарии на сайте «Единой России», которые, наверное, там до сих пор еще существуют, что не согласна с решением суда по Pussy Riot, что это некрасиво — и никого не украшает, что это административный ресурс, который проник уже везде и всюду. Я по каждому поводу, по всем вопросам повестки была постоянно против. Но я считала, что надо действовать… Там же есть здравые люди. Это же нация создает… Это как муравьи строят муравейники, птицы вьют гнезда, это на каком-то базовом уровне находится.

 Люди, которые руководят нашим государством, это же не варяги, пришлые какие-то, которые делают все по-своему. Это же не татаро-монгольское иго. Это люди, которые плоть от плоти.

— А вы разве не плоть от плоти этого народа?

— Естественно, нет, если я наполовину немка… У меня папа — гражданин ФРГ.

— То есть у вас два гражданства.

— У меня гражданство Германии от рождения, у меня соблюдено и «право почвы», и «право крови», и меня вынуждали от него отказаться, но в силу разных обстоятельств я не могла это сделать. Хотя они и хотели.

— Они — это «Единая Россия»? Кто хотел?

— Ну да, когда я прошла в Государственную думу, они осознали, что у меня есть второе гражданство, я этого не скрывала, и они хотели, чтобы я от него отказалась, но это невозможно было сделать. И я рада, что этого не сделала.

— Как вообще происходило ваше внутрисемейное обсуждение — куда уезжать? Были какие-то варианты?

— Во-первых, Денис наполовину украинец. У него бабушка украинка. Он очень много ездил в Украину, провел детство в Херсонской области. И ему здесь многое понятно и близко. Я считаю, что человек в 45 лет должен в первую очередь работать, а не сидеть дома.

Сейчас все открещиваются — мол, это не дело Кремля. Но нет ни одного человека, к которому я бы не пришла и не сказала: то, что происходит, это 1937 год. Его пытаются привлечь к уголовной ответственности. По абсолютно надуманным, полностью сфабрикованным и сфальсифицированным обстоятельствам от начала до конца. Все, к кому я приходила, сочувственно кивали головой, говорили, что безобразие, но тем не менее они считают возможным так расправляться с человеком. Никто не хочет вставать на его защиту. И есть только одна причина, почему люди живут в таком страхе и даже те, кто, может быть, и высказывались бы, молчат.

Потому что таких страшных тюрем, как у нас, нет вообще нигде. Может, в Африке. Что такое лишение свободы? Это наказание. Но это не так. Если бы лишали свободы — лишают здоровья, почек, жизни. Всего лишают там. Долгая отсидка сопоставима с высшей мерой, поэтому, естественно, люди боятся туда попасть. Государство держит в заложниках полстраны, люди просто боятся перешагнуть через эту колючую проволоку, потому что там нарушается все, что можно и нельзя, — и будет нарушаться.

Денис сам пришел, дал показания как свидетель [по делу о рейдерском захвате]. Даже не знаю, приобщили они это к делу или нет. Это клевета от начала до конца, от первого до последнего слова, и фабрикует это непосредственно следователь, который этим занят. Сидит и фабрикует. Скажите мне, как можно так делать?

— Вы говорите, что к кому только не ходили. Это к кому? Источники «Новой газеты» говорят, что, якобы уже понимая, что ему грозит тюрьма, ваш муж специально связался с вами, чтобы получить доступ к [бывшему спикеру Госдумы Сергею] Нарышкину и [помощнику президента Владиславу] Суркову. Вы действительно их знакомили? Вы к ним ходили за защитой?

— Начнем с того, что они и в публичной плоскости, и на свадьбе у нас были. Этого никто не скрывает. Мы действительно дружим, что тут обсуждать. В моем окружении не было ни одного человека, которого я бы не просила вникнуть и просто остановить это. Как это объяснить, я даже не знаю. Навязывается какая-то точка зрения, человека обливают грязью, фабрикуют дело с помощью показаний людей, которых он не знает, с которыми он не был знаком, и только на основании того, что они что-то говорили. Никакой фактуры нет, вообще никакой. Ничего.

— А что вам на это отвечали Нарышкин и Сурков?

— Они мне сочувствуют, понимаете.

— И? Может, еще к кому-то надо было обратиться?

— А никто не хочет связываться с этой группой. Они же получили индульгенцию после того, как разгромили ЮКОС, — вся эта бригада. И они так обросли за это время, их настолько все боятся. Даже те, которые работают, казалось бы, на равных или похожих должностях. Их просто боятся все.

— Возвращаюсь к вашему плану отъезда. Никаких других вариантов помимо Украины вы не обсуждали?

— Я могу быть где угодно. Я вообще считала, что мои поездки в Россию будут продолжаться. Я так думала до вчерашнего дня. Если бы это была какая-то другая европейская страна, никто не сводил бы со мной счеты. «Член семьи врага народа» это называется.

— А что происходит с вашей работой?

— Что касается Мариинского театра и театра «Геликон-опера». В Мариинском я на постоянном контракте, а в «Геликоне» — приглашенная солистка. Оба продолжают отношения со мной. Эти отношения возникают, когда возникает репертуар. Сейчас временное затишье. Мне сложно говорить. Я не вижу причин, по которым я не могу выступать на сцене Мариинского театра или «Геликон-оперы». Я не понимаю, в чем моя роль или вина. И вообще я не могу понять, почему гражданские институты так политизированы.

— Вы думаете, что работы в России у вас, скорее всего, больше не будет?

— Нет. Я понимаю, что я не застрахована от провокаций, хулиганства. На самом деле, всем все равно. Но провокации могут быть. Они сейчас еще объявили декриминализацию побоев. Я сейчас могу сказать, что солидарна с Дональдом Трампом, потому что сначала Государственная дума ему аплодирует — стоя! Они стоя аплодировали тому, что Трамп победил. А сегодня спикер дает Трампу советы по поводу того, как ему нужно выполнять свои обещания перед американской нацией, понимаете? Потому что спикер не согласен с тем, как Трамп это делает, не нравится ему, неправильно, не то. Этот спикер сказал уже однажды, что государство в России — это Путин, как-то так неловко перефразировав короля Людовика XIV. Он уже это сказал. То, что сейчас происходит в Думе, называется эксцесс исполнителя.

Я не думаю, что такова была задумка — чтобы там было столько сумасшедших людей. Но каждый на местах сходит с ума по-своему — и больше, чем от него требуют. И пример с Гнесинской академией — самый явный. Я даже прочитала где-то, что «Российская академия музыки имени Гнесиных пообещала уволить Марию Максакову из Мариинского театра» (смеется). Поэтому что сказать? Это все эксцессы исполнителя.